Дом у Русалочьего ручья - Страница 29

Мерфи подобрал с пола маленький шарик, круглый и желтый, как кошачий глаз, и повертел в ладони. Откуда в нем такое стремление избегать трудностей, желание жить легко?

К нему подбежала Берд.

— Я хочу, чтобы тут впереди сидела моя Барби. Но у нее нет головы!

Она казалась расстроенной, но с другого конца сарая донесся насмешливый голос Фиби.

— Многие люди могут сказать о себе то же самое, малышка.

— Зато она у меня такая красивая, и ей понравится сидеть впереди!

— Наверняка понравится. — Мерфи легко щелкнул Берд по носу. — Не волнуйся! Красота вообще понятие абстрактное, к тому же у твоей Барби наверняка прекрасная душа.

— Да, — немного озадаченно согласилась Берд, — душа у нее тоже красивая.

Фиби выпрямилась и посмотрела на них. Во рту у нее были зажаты перья. Вынув их, она сказала:

— Мерфи прав, Берд: твоя Барби будет выглядеть прекрасно на носу этой машины. Вот только я не знаю, куда мы ее упаковали.

— И я не знаю, но мы ее обязательно найдем. Так что ты больше ничего не наклеивай на перед машины, Мерфи. Мама, ты тоже, смотри, ничего не наклеивай впереди.

— Конечно! И потом, я еще занята с дверцей. Можешь делать впереди все, что захочешь, дорогая.

— Здорово, — удовлетворенно кивнула Берд. — Пойду, найду Барби и скажу ей, что она будет звездой.

Девочка убежала. Фиби сидела, по-турецки скрестив ноги, возле заднего крыла машины. Игра света и тени обрисовывала золотыми бликами ее изящные бедра.

Ее тело, казалось, сияло в полумраке. Истинное произведение искусства… Он вспомнил картины старых голландцев, которые еще школьником видел на экскурсии в музее Сарасоты.

— Послушай, Мерфи… Насчет этой безголовой Барби… Ты можешь сказать ей, что передумал.

Она пошевелилась, свет и тени заскользили по ее коже.

— Пусть будет Барби, даже если она и без головы.

Он покатил по полу стеклянный шарик, вперед, под днищем машины, в ее сторону. Она поймала его ловким движением руки.

— У этой Барби и рук нет.

— Что-то вроде Венеры Милосской? — Он рассмеялся, представив себе, на что похожа кукла Берд.

— Да, и к тому же без хитона.

— Берд очень привязана к этой кукле?

— Она была ее любимицей, пока не потеряла голову.

— Из-за Кена? Парень этого не стоит.

Он подобрал еще пару шариков и покатил их в сторону Фиби. Как бы ему хотелось сказать ей, что Тони ее не стоил, что она не должна была терять столько лет, столько сил, пытаясь наладить свою жизнь с таким человеком! Однако она явно не намерена обсуждать этот вопрос!

Поборов желание разнести Тони в пух и прах, Мерфи сменил тему.

— И как же случилось, что она потеряла голову?

— Хочешь послушать сагу о Безголовой Барби?

— Конечно!

Удивительно, но ему и в самом деле было интересно узнать, как случилось, что Берд сломала свою любимую куклу. Насколько он успел узнать ее, у малышки на любой поступок имелась достаточно веская причина.

Так же, как и у ее матери. Неважно, признавала это сама Фиби или нет. Рано или поздно он найдет ответ и на свой самый большой мучивший его вопрос. Не о том, почему она сбежала и вышла замуж за Тони, даже не успев закончить колледж. Не о том, почему она так долго оставалась с человеком, который обращался с ней совсем не так, как она заслуживала.

Его терзал вопрос, почему она так и не вернулась домой.

— Берд подружилась с одним мальчиком в садике. Они часто играли вместе, но ему нравилось играть с пластмассовыми фигурками — знаешь, такие сборно-разборные ребята, у которых можно менять руки, ноги, головы, оружие.

— Берд решила проделать то же самое с Барби?

— Ну да.

— И растеряла все детали?

Теплый смех Фиби, казалось, наполнил сумрак сарая солнечным светом.

— Барби выглядела очень впечатляюще с мускулистыми руками универсального солдата! Но потом Чад потребовал свои игрушки назад.

— Могу себе представить.

Он выпрямился.

Сарай был залит лучами полуденного солнца, ленивого, напоенного соблазнами. Почти не сознавая, что делает, Мерфи обогнул машину и подошел к Фиби.

Она стояла на коленях, наклеивая на крыло старый браслет из блестящих камушков. Она уже прикрепила к машине целую композицию из стекляшек, блесток и старых украшений — фонтан разноцветных брызг, переливавшихся зеленым и красным. В самом центре, раскинув руки навстречу этой радуге, лежал старый пупс из синеватого фарфора.

Мерфи едва не потерял дар речи.

— Как красиво, Фиби! Только подумать, из всего этого старья…

Она ответила ему взглядом исподлобья, взглядом, в котором мелькнула какая-то неожиданная робость, словно она на миг превратилась в ту девочку, которую он знал много лет назад. Фиби ловко приладила большой кусок рубиново-красного стекла и спросила:

— Помнишь пикник в Рай-Бридж на Четвертое июля?

— Тебе тогда было пятнадцать.

— Ты приехал домой в увольнение.

Конечно, он помнил. Она казалась такой юной, доверчивой, полной огня…

— Ты еще тогда поговорил с Уэбом.

— Да.

— Ты объяснил ему, что не стоит распускать руки, когда я прихожу к нему на свидание, и что если это хоть раз повторится, он будет иметь дело с тобой и еще не скоро сможет снова написать свое имя…

— Это он тебе рассказал?

Она не ответила и продолжала работать. Ее волосы отливали золотом при каждом движении рук, и, приклеив старую круглую сережку, она, наконец, спросила:

— Так ты грозил побить его или нет?

— Я объяснил ему, что он должен относиться к тебе с уважением, и напомнил, что тебе еще нет шестнадцати. Возможно, я предупредил его, чтобы он меня не злил или что-нибудь в этом роде, не помню.